Г. Д. Робертс,
«Тень горы» — цитаты из книги
Писатели не умирают окончательно, пока люди цитируют их слова.
Мы обменивались любовными ласками, которые хотя бы создавали иллюзию любви. Мы оба знали, что когда-нибудь этому придёт конец, и потому, наверное, позволяли своим телам высказывать вещи, которые не могли высказать наши сердца.
Я поддерживаю ваше право творить и демонстрировать публике свои творения, но считаю, что право неотделимо от ответственности и что ответственный художник не должен во имя искусства оскорблять и травмировать чувства других людей. Во имя истины, пожалуй. Во имя справедливости и свободы, согласен. Но не ради одного только самовыражения.
Я не люблю письма. Тёмное прошлое сродни вампиру, который питается свежей кровью настоящего, а письма почему-то вызывают у меня ассоциацию с летучими мышами-вампирами.
— Судя по всему, я тебе не нравлюсь, — сказал Ранджит. — Но ведь ты меня совсем не знаешь.
— Ты мне не нравишься уже таким. Если узнаю тебя лучше, всё станет только хуже.
Одна из величайших загадок Индии — и одна из её величайших отрад — это искреннее дружелюбие людей из самых низов.
Нашу связь никак нельзя было назвать гармоничной: Лиза не была влюблена в меня, а я не мог любить её. Но по ночам нам было хорошо друг с другом, как зачастую и при свете солнца; и никто из нас не чувствовал себя используемым или нежеланным.
Когда-то давным-давно люди свободно бродили по миру, пользуясь изображениями богов или земных властителей для гарантии безопасного перемещения. А нынешний мир, как сыпью, усеян пропускными пунктами, и мы таскаем повсюду изображения самих себя, притом что безопасность никому не гарантирована.
Можно уважать права и мнения человека, даже не будучи с ним знакомым. Но самого человека ты сможешь уважать лишь после того, как найдёшь в нём что-то достойное этого слова.
«Потому что мы это можем» — вот оно, кредо любой власти с тех давних времён, когда сама идея власти над себе подобными зародилась в головах наших далёких предков.
... а пить в одиночестве — это всё равно, что в одиночку заниматься любовью...
...если ты не можешь вспомнить ни единой приятной вещи, хотя бы пустячной, связанной с каким-либо человеком, этот человек наверняка полнейшая скотина.
Прошлое — это написанный Судьбой роман, в котором сплетаются различные темы: любовь и даруемое ею счастье, ненависть и её пленники, человеческая душа и её цена. Мы формируем ткань повествования своими каждодневными решениями, не подозревая, как они отразятся на главной сюжетной линии. Но в настоящем времени, в моменты принятия решений и возникновения связей, Судьба лишь наблюдает за развитием сюжета, оставляя нас наедине со своими ошибками или озарениями, потому что только наша собственная воля ведёт нас к тем или другим.
Кто-то однажды сказал, что уровень развития общества обратно пропорционален его готовности прибегнуть к насилию под влиянием громких речей на публике или действий отдельных людей в узком кругу.
Поверь, стоит лишь честно сказать всю правду о ком бы то ни было, и непременно найдутся желающие отомстить тебе за это.
Рабство не может быть упразднено системой, потому что система и есть рабство.
Каждому из нас полезно иной раз смирить свою гордыню, пасть ниц и признать, что ты не пуп земли, и что тебе есть чего стыдиться из тобой содеянного, как есть и за что благодарить других.
Внезапно я почувствовал усталость — этакую сердитую усталость, когда тебя раздражает всё вокруг, за исключением чего-то плоского, белого и с подушкой на одном конце.
Невозможно не проникнуться симпатией к человеку, который угощает тебя отменным кофе через несколько часов после твоего стремительного и совершенного опьянения.
Если друг хочет для тебя что-то сделать, не отвергай его, а прими предложение с благодарностью. В этом и заключается любовь.
Любовь — это то, что не имеет никакой ценности для посторонних, но дороже всего на свете для нас.
Знание становится знанием только тогда, когда его истинность очевидна собеседнику.
Я изучал всевозможные системы верований, учил молитвы на неведомых языках и молился с верующими при любой возможности, но все это связывало меня не с религиозной доктриной, а с самими людьми, с чистотой их веры. Часто у нас с ними оказывалось много общего — всё, в сущности, кроме их бога.
